Пассажир без багажа - Страница 67

– Вряд ли бы она себе вены перерезала. Уверен, что это она специально сделала, чтобы на своем поставить. Шпателем этого все равно не сделаешь.

– Тебе-то откуда знать? – вскинулась оскорбленная кассирша. Ей не понравилось, что кто-то преуменьшал опасность, грозившую ее ребенку. – Ты что, пробовал шпателем зарезаться?

Их остановила Ирина:

– Прекратите вы про зарезанных говорить! Ведь до сих пор Елизавета в глазах стоит!

Все разом замолчали. Татьяна Робертовна тяжело дышала и поглаживала пышную грудь – слева, где сердце. Борис закурил и принялся разливать по второй стопке. Пили без тостов и не чокались – как на поминках. Стол накрыли в торговом зале, в других помещениях было невозможно развернуться. Сотрудники уселись вокруг круглого стола, где посетители обычно просматривали пленки и заполняли конверты. Когда Ирина остановила спорщиков, многие невольно покосились на черный занавес. Порванные петли пришили, занавес теперь висел ровно, как прежде… Но никогда он не притягивал к себе таких взглядов – робких и неприязненных.

– Мне просто не верится, – тихо сказала Наташа. – Только в эту субботу она была жива… Хотя я и мертвую ее видела, и милиция здесь вчера была… А мне все-таки кажется, что это все не по-настоящему.

– И мне тоже! – воскликнула Татьяна Робертовна. – Слишком уж она молоденькая! Я понимаю, когда такие тетки, как я, умирают, мы-то хоть пожили. Но когда молодые… Ужасно! Да еще ребеночек остался… С кем же он сейчас? Муж-то был или нет? Борис! Борис, к тебе обращаются!

Тот очнулся – все это время он не сводил глаз с черного занавеса.

– Странно, – сказал он, как будто про себя.

– Что странно? – тормошила его кассирша. – Муж у нее был или нет? Что она тебе про него говорила?

– Странно, что мы ничего не слышали, – сказал он.

– Ведь это было за стенкой, совсем рядом.

Ирина попросила его перестать – ей и так плохо. Но он упорно стоял на своем:

– Нет, я хотел бы знать, почему она не закричала! Ведь что получается – кто-то туда вошел, постучался к ней в кабинет… И зарезал ее! Ну конечно, она могла с первой секунды не разобраться, зачем к ней зашли, но что же она не закричала, когда увидела нож?! Мы же были рядом, и в мастерской толпа народу, неужели она думала, что мы ей не поможем! Я понимаю, что она не слишком тесно с нами общалась, но позвать-то могла!

Ему никто не ответил. Ирина сидела, закрыв лицо ладонями, как будто желая отгородиться от его слов. Внезапно она отняла руки и хрипло сказала:

– Кто-то звонит. Не слышите?

И действительно, послышался звонок у служебного входа. Наташа недоуменно взглянула на часы:

– Кто бы это…

Она встала, собираясь открыть, но Борис не пустил ее одну. Те, кто остался в зале, ощущали странное напряжение и не двигались, пока не увидели, что Борис и Ирина возвращаются. За ними шла Лена.

– Вы что так рано закрылись? – возмутилась она. – Я дергала, дергала дверь… Сами же сказали, чтобы сегодня я пришла вечером.

– Да, – подтвердила Надя. – Совсем из головы вон! Это же я попросила прийти убраться. И потом, надо, в конце-концов, смыть то пятно…

И она указала на черный занавес. Все ее прекрасно поняли. Пятно засохшей на стене крови оставалось там до сегодняшнего дня. В субботу, когда увезли тело, его заметили немногие. А в воскресенье, на следственном эксперименте, никто не решился спросить, можно ли смыть кровь. В конце-концов, было решено, что пятно уничтожат без консультации со следователем, ведь оно уже было сфотографировано.

Лену передернуло:

– Да вы что?! Чтобы я стала трогать эту гадость?! Да никогда!

– А кто же ее будет трогать?! – возмутилась Надя. – Я, что ли? И потом, это не гадость, это кровь!

– Вот я и говорю, что гадость! – уже плаксиво, заметила Лена. – Я не нанималась сюда кровь отмывать!

Борис слегка обнял девушку за плечи и усадил за стол:

– Давай, выпей с нами. Мы поминаем Елизавету. В конце-концов, если тебе так страшно, я могу смыть это пятно. Резиновые перчатки у тебя есть?

Лена опять содрогнулась. Сказала, что перчатки имеются, но она и в них не прикоснется к этому проклятому пятну.

– Интересно, а кто же будет кабинет Елизаветы отмывать? – поинтересовалась Надя. – Здесь-то одно небольшое пятно, а там была целая лужа! Я как вспомню – в глазах темнеет…

Борис прервал дискуссию, разлив остатки водки. Лена выпила и попросила у него сигарету. Затянувшись, она заявила, что кабинет тоже отмывать не будет. Ни за что на свете! Она же потом руки до костей сотрет, ей все будет казаться, что на них осталась кровь. Женщины стали возмущаться ее брезгливостью, напоминать о служебных обязанностях Лены, но Борис заступился за девушку:

– Да что вы ее ругаете! Она же совсем еще ребенок. Конечно, ей страшно. И потом, она дело говорит. Интересно, кто же будет возиться с этими пятнами в кабинете? Там их не так уж мало… Стол вообще, может, придется выбросить. Все-таик за ним человек умер, кто захочет сесть на то же место?

– А меня больше волнует, когда кабинет откроют, – заметила кассирша. – Там в сейфе все бумаги. Ну ладно, эту неделю мы как-то проработаем, а там все равно понадобится документация. И потом… Нельзя же нам без начальства. Там мы долго не протянем. Значит, скоро новый хозяин появится.

Они обсудили ситуацию. Их фотомастерская была только одной из нескольких, принадлежавших к товариществу с ограниченной ответственностью. В последний раз директор товарищества взял на работу заведующую со стороны. В мастерской вскоре распространился слух, что Елизавета Юрьевна – дочка каких-то приятелей этого директора и попала на такую ответственную работу по блату. Да и ее возраст всех смущал. Но новая заведующая оказалась весьма деловитой, серьезной женщиной. Она всячески старалась оправдать свое назначение. А когда выяснилось, что она, вдобавок, неплохой фотограф, все с ней смирились. Некоторая искусственность отношений, появившаяся с самого начала ее работы, все-таки осталась. Елизавета Юрьевна так ни с кем и не подружилась, никому не поверяла свои тайны, ни с кем не разговаривала о своих радостях и огорчениях… Но никто, в том числе и она сама, не стремился что-то изменить. Это всех устраивало. Кто теперь займет ее место, можно было только гадать.