– Клиент никогда не расписывается на квитанции? – спросил следователь. – Там же есть графа – «подпись заказчика.»
– Графа есть, – согласилась Татьяна Робертовна. – Но мы не просим, чтобы там расписывались. Зачем усложнять? Тут одно из двух – клиент или заберет снимки, или, если ему не понравится, как его сняли, тогда мы будем разбираться, кто виноват. Если он, например, плохо причесался или голову наклонил, тут уж не наша вина. Ну а если наш брак – переснимем или деньги вернем. А роспись ни к чему. Кому чужие фотографии нужны?
– Ну хорошо, теперь постарайтесь все-таки припомнить, как выглядела та женщина, которая назвалась Варварой Кузминой. Как она себя вела? Может, вам что-то бросилось в глаза? Что-то отличительное?
Кассирша впала в тихое отчаяние – по ее лицу было видно, что ответить ей будет нелегко.
– Ну а как она продиктовала телефон? – допытывался следователь. – С ходу или в записную книжку смотрела?
Татьяна Робертовна сказала, что уж таких подробностей точно вспомнить не сможет – пусть ее даже не мучают! Насчет самой женщина, кроме цвета ее волос, она смогла припомнить лишь одно – у нее были какие-то странные глаза.
– Странные? В чем заключалась эта странность? Кассирша мялась, кусала губы, совершенно забыв о том, что они были густо накрашены, и мямлила что-то невнятное. Смысл ее слов сводился к тому, что она и тогда не совсем поняла, а теперь-то уж и подавно не может…
– И все-таки? – настаивал следователь. – Она что, странно на вас смотрела? Или вообще не смотрела, прятала глаза?
– Нет-нет! – вскинулась женщина. – Она посмотрела прямо на меня, и я тогда подумала, что они странные… Ну, не знаю!
В ее голосе послышалось отчаяние.
– Вы абсолютно уверены, что та женщина – не Варвара Кузмина? Не та, с которой вы только что виделись?
Татьяна Робертовна ответила, что тут сомнений быть не может – Варвару она бы узнала.
– Я только имени ее никогда не слышала, – объяснила она. – А так часто видела, как она за мужем заходит. Правда, в последнее время она что-то перестала появляться… Ну, не молодожены ведь они, так обычно и бывает. Сперва бегают друг за другом, а потом им это уже не нужно. Нет, я бы узнала ее. И как я не сообразила, что мне Андрееву фамилию называют? Хотя, что уж там фамилия! Для меня все фамилии одинаковые… Вот если бы она какая-то нерусская была, я бы еще вспомнила.
Она вдруг запнулась. Подняла глаза не следователя и выдохнула:
– Вспомнила! Вспомнила, что у нее было! Когда она на меня посмотрела, я еще подумала, что надо же – впервые вижу глаза, как у того певца!
– У певца? – изумился следователь.
– Да! – Татьяна Робертовна пришла в возбуждение и начала жестикулировать. – Вот такой вот огромный плакат у моей дочки в комнате висит! Английский певец, я имени не помню, потому что я эту музыку не слушаю, я больше нашу эстраду люблю. И вот у него такие же глаза – один – вообще черный, а другой – голубой! И это очень в глаза бросается, потому что он такой яркий блондин! Та женщина тоже была блондинка, и глаза так выделялись!
Она продолжала мучиться, пытаясь вспомнить имя певца на плакате, но следователь уже ее не слушал. То, что сказала кассирша, привело его в недоумение. Когда в кабинет вошла Варвара Кузмина, ему сперва показалось, что глаза у нее карие. Но она села к столу, и теперь, когда их разделяло не больше метра, он разглядел, что один глаз у женщины в самом деле карий. А второй – какого-то неопределенного цвета. Карий там тоже присутствовал, но все-таки глаз был, скорее, бледно-голубым, с карей обводкой вокруг зрачка. Из-за этой странности взгляд женщины показался ему каким-то неуверенным, ускользающим. Она не часто смотрела ему в лицо, моргала, опускала глаза. Правда, Кузмина тут же объяснила, что плохо спала эту ночь, и все же… Следователь забеспокоился. Отпустив Кузмину с миром да еще устроив это противоречащее всем правилам опознание, он мог совершить крупную ошибку. А ведь Варвара Кузмина вызвала у него доверие. Слишком нелепым было со стороны потенциального убийцы называть свое настоящее имя, давать домашний телефон. Женщину явно пытались подставить. Но теперь он бы не сказал это так уверенно.
– Повторите еще раз, какого цвета были глаза у женщины, которой вы выписывали квитанцию, – попросил он кассиршу, которая к тому времени совершенно извелась, стараясь вспомнить имя певца.
– Черный и голубой!
– Вы уверены, что черный? Может быть, карий?
Та вздохнула:
– Ой, ну не знаю… Может, темно-карий. Я и видела то эти глаза секунды две, не больше. Не буду же я их под микроскопом рассматривать! Это вообще дело фотографа.
– Значит, может быть и карий?
– Ну, вполне. Карий и голубой. Одно вам скажу – они так отличались, что я сразу обратила внимание. И она все время моргала. Странный какой-то взгляд – глаза разные, слезятся, и веки дергаются. Будто что-то в глаз попало. То есть в оба глаза.
– Моргала?! – Следователь не выдержал и повысил голос. Кассирша даже испугалась и попробовала отодвинуться вместе со стулом. Стул угрожающе заскрипел, но не поддался.
– Да, моргала, – плачущим голосом заявила та. – А что такое?
Следователь не стал делиться с нею своими опасениями. А если бы мог, то сказал бы, что настоящая Варвара Кузмина, которая явилась сегодня к нему для дачи показаний, тоже все время моргала и отводила взгляд.
– И вы по-прежнему полностью уверены, что это не та женщина, которая сидела здесь, у меня? – спросил следователь. – Подумайте хорошенько.
Татьяна Робертовна пренебрежительно повела пухлым плечом: