«Что это за персонаж? – удивилась Варя. – Час от часу не легче. Какая-то баба…» Она развернула записку и углубилась в чтение. Почерк у Лизы был неровный, буквы скакали вверх-вниз, так что казалось, будто та писала, сидя в стремительно несущемся поезде. А может быть, просто спешила. Варя прочла первые строки и забыла о своих ревнивых мыслях. Записка была без обращения, без обычного приветствия и начиналась с места в карьер.
«Я обещала узнать, кому ваш муж мог отдать деньги. У меня была одна неприятная догадка, но я не хотела вас напрасно тревожить и решила проверить. Теперь я, кажется, знаю. Возвращаю вам часть пленки – догадываюсь, что эту пленку отснял Андрей, а не вы. Иначе, откуда на ней могла взяться эта женщина? Я оставила эту пленку у себя, когда отдала вам готовые фотографии. Отпечатки с этого куска были сделаны в нашей же мастерской, о чем я сейчас очень жалею. Дело в том, что я отдала пленки в работу, не думая, что там окажется что-то важное. Мне казалось, что это обычные фотографии, какие делают муж и жена, когда едут в отпуск. Получив отпечатки, я поняла, что это далеко не так. Я их просмотрела перед тем, как ехать на похороны. Снимки этой женщины я вынула из общей пачки и уничтожила. Если вам будет нужно взглянуть на нее поближе, а я думаю, что вы захотите это сделать, тогда отдайте пленку в печать. Но только не в нашу мастерскую! Мне бы не хотелось, чтобы там опять ее увидели».
Лиза перевернула густо исписанную страницу. Она перестала ощущать холод – напротив, ей стало душно от волнения. Лист дрожал в ее руке, когда она стала читать дальше.
«Я знала, что он был знаком с этой женщиной, что она приезжала к нему в Москву и они виделись. Но я не думала, что он опять с ней встретится. Вы ее, я думаю, не знаете. Она живет в Питере. Ее зовут Антонина Павловна Дубовская. Я уверена, что это она требовала у Андрея деньги – или дачу. Дело в том, что я тоже ее хорошо знаю, она в прошлом январе приезжала в Москву и заходила ко мне в мастерскую. Я вышла, чтобы купить что-нибудь к чаю, потому что у меня ничего не было, я гостей не ждала. Андрей был на своем рабочем месте. Если у них и произошел разговор в моем кабинете, то это могло быть в этот отрезок времени. Я отсутствовала около часа. Конечно, не потому, что ничего не могла купить. Я вам честно признаюсь, что мне просто не хотелось возвращаться и опять видеть эту женщину. О причинах я вам писать не буду. Но я уверена – если она потребовала от него денег – он их…»
Лиза заглянула в конверт в поисках второго листа, где должно было находиться окончание фразы. Но в конверте больше ничего не было. Женщина вскочила и решительно направилась к подъезду. Ожидая, пока кто-нибудь не подойдет к двери и не наберет код, она снова и снова репетировала, что скажет Николаю. «Только две фразы. Где мой плащ? И где второй лист? И ни в какие разговоры „за жизнь“ не вступать. Хватит с меня. Конечно, он потерял второй лист, алкаш несчастный, он же признался, что заглядывал в конверт. И читал, я думаю. Ой, такой-то ревнивец, конечно, все за ней читал, каждый клочок бумаги просматривал! Все-таки, я ей не завидую…»
Из подъезда выбежали дети. Варя, пропуская их, придержала открывшуюся дверь и вошла в подъезд. Лифт стоял на первом этаже, она вошла и нажала кнопку. «Антонина Павловна Дубовская? – думала она, прислушиваясь к неровному громыханию лифта. – В жизни не слышала такого имени. Сегодня же закажу снимки. Интересно, почему Лиза просила, чтобы их делали не в ее мастерской?»
Дверь, из которой она выбежала полчаса назад, до сих пор оставалась приоткрытой. Варя не захлопнула ее за собой. Женщина остановилась в нерешительности. Ее немного удивила такая беспечность хозяина, однако, она решила, что в том состоянии, в котором она его бросила, ему было не до замков. Варя подумала, что звонить будет излишним, и просто вошла, прикрыв за собой дверь. Запирать она ее не стала, чтобы не отрезать себе пути к отступлению.
– Извините, – громко сказала она, остановившись в прихожей. – Я забыла плащ и…
Из комнаты донесся громкий отрывистый звук, который сперва напугал ее, а потом заставил слегка улыбнуться. Заглянув в комнату, она убедилась, что это в самом деле был храп. Николай спал, вольготно раскинувшись в потрепанном кресле. Она бы даже побилась об заклад, что он с него не вставал с того момента, как получил пощечину. Женщина подошла поближе, еще раз позвала его – уже не так громко. Ей ответил еще более зловещий и громкий храп. Видимо, ее голос все-таки пробивался сквозь пьяную одурь и мешал мужчине спать. Он выражал свое недовольство единственным доступным ему способом.
«Ну и пусть дрыхнет, – Варя огляделась. – Сама все найду. Так, сперва плащ.» Чтобы точно его не забыть, она надела плащ, повесила сумку на плечо и прошла в смежную комнату – именно там Николай копался в бумагах, когда искал конверт.
В этой комнате ремонт был уже закончен. Строительного мусора здесь не осталось, но мебель была сдвинута на одну сторону, занавески скручены и переброшены через карниз. В комнате стояла широкая кровать, на которой грудами лежала одежда, и письменный стол, со следами известки на полированной поверхности. Варя подошла к нему и нерешительно выдвинула верхний ящик. Никогда в жизни ей не приходилось копаться в чужих бумагах. И теперь она убедилась, что это не только неприятное, но и очень трудное дело. У нее между пальцев скользили старые поздравительные открытки, пачки фотографий, попались квартирные книжки, разорванные салфетки, испачканные губной помадой разных цветов… Она нашла упаковку валидола, зеркальце, несколько писем в конвертах с аккуратно надрезанными краями. Она хорошо помнила почерк Лизы, его трудно было спутать с другим. Но сколько Варя ни копалась, она не могла найти второго листа и задвинула ящик. Женщина настороженно прислушалась, но Николай храпел равномерно, и можно было не опасаться, что он вдруг проснется.