– Нет, я по поводу своего мужа. Он у вас работал.
Девушка извинилась:
– Простите, я обозналась. Вчера под конец дня приходила одна дама, у нее куртка как у вас… Заведующей еще нет. Так вы насчет кого?
– У вас работал фотограф, Андрей Кузмин, – напомнила ей Варя. – Этой мой муж. Так вот, я пришла сказать, что на работу он не выйдет.
– Ой, да я знаю! – протянула та.
– Как? – удивилась Варя. – Откуда вы узнали?
– Да он же уволился!
– Погодите, – запнулась женщина, глядя в честные, круглые глаза продавщицы. – Он только брал отпуск, и то не полный… Мы ездили отдыхать. Вы его путаете с кем-то!
– Ну что вы! – обиделась девушка. – Я хорошо знаю Андрея. Он уволился. И про отпуск сказал – что едет в Крым с женой. И что на работу больше не выйдет. Ему и трудовую книжку выдали, и все бумаги… Ну что вы? У нас же один фотограф был, с кем я его перепутаю?!
У Вари едва хватило мужества извиниться и признать свою неправоту. Девушка охотно ее извинила и опять принялась расставлять фотоальбомы. Варе она сказала, что заведующая собиралась прийти пораньше, так что ее можно ожидать с минуты на минуту. Варя присела за стол, где обычно заказывали фотографии, машинально включила матовый экран, на фоне которого клиенты рассматривали проявленные пленки. Девушка покосилась на нее, но ничего ей не сказала. Глядя на белый светящийся квадрат, Варя пыталась понять то, что только что услышала. Уволился? Но где бы он взял другую работу по специальности? Уволился и ничего ей не сказал… Соврал, что едет в Крым? Но почему бы не сказать про Питер – что в этом зазорного?!
Варя взяла проспект фирмы «Никон», автоматически его перелистала, не вглядываясь в манящие буквы рекламы. Остановилась на одной картинке. Да, такой же фотоаппарат купил Андрей. Именно такой. А футляр той же фирмы купил отдельно, не поскупился на кожаный… И был счастлив, и не мог надышаться на этот фотоаппарат… «Он не собирался возвращаться на работу. Уволился. Не рассказал родителям, что дача продана. Предоставил сделать это новой хозяйке, когда… Когда его уже не будет. Он заранее обдумал самоубийство! Он уже знал, что сделает, когда поезд вез нас в Питер, когда мы вошли в гостиничный номер, когда я закатывала ему скандалы… Он все уже знал. Он мог покончить с собой в более спокойной обстановке, чем туалет в поезде. Например, в гостинице, когда я уехала в Кроншадт. Но он дотянул до последнего – до последней минуты. До последней минуты ему хотелось жить, если он все время откладывал свою смерть! Он покончил с собой, когда до Москвы оставалось совсем немного. Значит… Он боялся вернуться в Москву. Боялся этого больше, чем смерти».
Варя вспомнила предположение подруги – Андрей опасался родительского гнева. Какие глупости! Она попыталась вообразить, что могло ее саму подвигнуть на самоубийство. И не смогла придумать ни одной причины. Ни для себя, ни для покойного мужа. И ей по-настоящему стало страшно. Хотелось отмести эти мысли, но они упорно возвращались. «Почему он использовал для самоубийства именно ремешок от футляра? Бросил фотоаппарат в раковину… Хотел показать, что ему уже ничто не дорого, что жизнь кончена? Или это вышло случайно, он схватил первое, что попалось под руку?»
«Ну да, первое! – Шепнул ей тихий, рассудительный голос. – Он достал аппарат из сумки. Мог бы повеситься на своем поясе, на шнурках от кроссовок – все было под рукой, уж во всяком случае, не пришлось бы лезть на багажную полку…»
– Елизавета Юрьевна! Вас ждут! – Услышала она девичий голос и обернулась.
У прилавка стояла женщина в светлом, слегка забрызганном плаще и глядела прямо на нее. Продавщица указывала на Варю. Та встала, мельком отметив про себя, что лицо этой молодой женщины ей уже знакомо. Она видела ее в мастерской, но никак не могла подумать, что это и есть начальство Андрея.
– Я заведущая, – сказала эта женщина, и Варя снова удивилась ее молодости – ей было лет двадцать пять, не старше. – Вы ко мне? По какому вопросу? Хорошо, пойдемте! – сказала она, не дав Варе даже открыть рот.
И, на ходу доставая из сумки ключи, прошла за черную занавеску. Варя шла за ней. Знакомый узкий коридорчик – здесь работал Андрей. Стул, штатив. В конце – запертая дверь. Женщина привычным, автоматическим движением попала ключом в скважину замка и повернула ручку. Обернулась, еще раз приглашая: – Сюда.
Варя вошла за ней, вспоминая слова Кристины. Раздраженный женский голос, требовавший денег, доносился, по словам подруги, именно из-за этой двери. Других помещений тут не было. Значит… Заведующая? Та тем временем включила электрический чайник, скинула плащ и повесила его на крючок. Она все делала быстро, движения получались четкие, отлаженные, будто у прекрасно отрегулированного механизма. Села за стол, задвинула немного выступающий ящик:
– Ну, я вас слушаю?
– Скажите, – начала Варя, присаживаясь на единственный свободный стул. Другой мебели, кроме стола, несгораемого шкафа и двух стульев, в крохотном кабинетике не было. – Мой муж, Андрей Кузмин, в самом деле, уволился?
– Да, – почти весело ответила она. – А в чем дело? Хочет вернуться? Что ж, я бы с радостью взяла его обратно. У нас на его место пока никого нет. Сама снимаю. Не очень-то это удобно, приходится весь день бегать взад-вперед, времени ни на что не остается. Почему же он сам не пришел?
Только тут Варя обратила внимание, что большой, прекрасно выполненный черно-белый плакат на стене является портретом самой заведующей. Молодая женщина была снята вполоборота. Ее узкое нежное лицо едва виднелось через завесу блестящих темных волос и наброшенной на голову белой шали с пышными кистями. И тем не менее, четкость изображения была такой, что виднелись и суженные зрачки ее светлых (наяву зеленых) глаз, и каждый волосок в тщательно приглаженных широких бровях, и крохотная родинка в углу рта – будто тень намечающейся улыбки. Портрет был выполнен с большим мастерством, Варя даже сказала бы – с любовью. «Интересно, кто ее снимал? – подумала она. – Неужели Андрей?»