Ей показалось, что ночник стал гореть ярче – или это ее усталые глаза обманывали ее. Варя прижала голову к холодной стене купе – в виске запульсировала острая злая боль. Она вспомнила. «Три года назад он познакомился с Шуртаковым! Тот сам мне это сказал! С Шуртаковым и Лизой! Боже мой! Я тогда подумала – почему я об этом ничего не знаю? Почему он скрыл от меня наличие новых знакомых?! Может это быть как-то связано с его новой работой? Андрей искал работу по специальности, но ни одно предложение его не удовлетворяло. И однажды он пришел счастливый. Сказал, что устроился. Что будет получать твердую зарплату. Это было три года назад. Он познакомился с фотографом Шуртаковым. Точнее, это было уже не знакомство, а возобновление знакомства – ведь тот снимал нашу свадьбу. Так, может быть, все эти годы они не теряли друг друга из виду? Чем они занимались? Что их связывало? Может быть, именно Шуртаков пристроил его в мастерскую? Шуртаков пристроил на работу Андрея. Тот стал общаться с его женой. Когда он узнал, что Нина в безвыходном положении, он явно пытался ей помочь. Искренне хотел найти ей занятие. И нашел… Это занятие было предоставлено теткой Лизы. Ведь это явная связь, другой быть не может! Господи! Он толкнул эту несчастную в пропасть, но не знал об этом! А Лиза?! Она знала, если рекомендовала свою тетку как работодательницу?!»
Напротив, на верхней полке, недовольно заворочался парень – ему явно мешал шелест бумаги и свет Вариного ночника. Она погасила свет и легла. Но не могла уснуть – глаза горели, горло начинало болеть все серьезнее. Поезд трясло на стрелках, и это с кошмарной точностью напоминало ей ночь возвращения из Питера. Она тогда думала, что за стеной спит ее муж. На самом деле, его там давно не было. И все-таки, он вернулся в свое купе – уже после Бологово, когда Варя давно спала. Поезд приближался к Москве. Андрей побывал в вагоне-ресторане. Там он убедился, что все его попытки спасти Нину оказались напрасными, что он стал жертвой обмана. Где он провел время после возвращения из вагона-ресторана? В купе, где ехала Дубовская? Зачем он к ней пошел? Пытался ее переубедить? Пытался получить какие-то гарантии, что Нина оставит свое ремесло? Наверняка та посмеялась над ним. «Он никогда не умел поставить на своем, – подумала Варя, закрывая глаза. – В сущности, они с Ниной были так похожи. Может быть, она была бы ему лучшей женой, чем я. И все-таки он решился не сразу. От Дубовской он вернулся в свое купе. Должен был вернуться, раз положил салфетку в свой лоток. Зачем он это сделал? Может быть, ему захотелось есть, ведь в ресторане он к еде не прикоснулся? Когда он нервничал, то всегда лез в холодильник. Открыл лоток. Но ничего не тронул. Сколько он сидел там, в темноте, о чем думал? Думал ли хоть немного обо мне, или давно вычеркнул меня из жизни? Я спала за стеной. Ему нужно было только стукнуть, я бы проснулась, вышла в коридор. Все было бы по-другому. Но он меня не позвал. Положил в лоток салфетку с ее телефоном. Машинально, скорее всего. Наверное, держал салфетку в руках. Потом вышел из купе, забрал фиксатор, заперся в туалете. И сделал это».
Когда поезд прибыл в Москву, она вышла из вагона первой, хорошо сознавая, на кого похожа в этом платье, без багажа – только с сумочкой на плече. «Теперь я одета, как все местные проститутки, – подумала она, направляясь к выходу из вокзала. – Только на них, в отличие от меня, есть чулки. Да и выглядят они не так жалко».
Ей очень хотелось взять такси, но заглянув в кошелек, она поняла, что это сделать не удастся. Если она потратит последние деньги на машину, ей нечего будет есть в ближайшие дни. «Все равно, придется занимать деньги у родителей, – подумала она. – Ведь я должна вернуть долг. И это платье. Только… Как? Нина запретила мне звонить ей в Питер. Остается единственный выход – завтра утром встретить ее здесь, в Москве. Ведь она, наверное, поедет опять».
Добравшись до дома, Варя первым делом набрала горячую, почти обжигающую ванну. Но выдержала в воде всего несколько минут – ей стало так плохо, что она поняла – это становится опасным. Она вытерлась, преодолевая нарастающую вялость. Горло болело так, будто в нем поселился маленький злой зверек. Больше всего ей хотелось лечь спать. Упав на диван, она накрылась пледом. Но лежать было неудобно – спину разламывало, под бок попало что-то твердое. Варя с трудом нащупала этот предмет. Телефонная трубка!
Она села, сжимая руками виски. «Что-то я хотела сделать. Что-то еще нужно было сделать. Я хотела позвонить, как только доберусь до телефона. Но шансов мало. Очень мало. И все-таки, их нужно использовать».
Варя подняла с полу брошенную сумку и достала оттуда блокнот. Открыла страницу, где был записан домашний телефон Лизы. Набрала номер, ошибаясь и повторяя набор, рука казалась какой-то чужой, существующей отдельно от головы, – она не слушалась. Послышались долгие гудки, а потом Варя услышала женский голос. Она попросила к телефону мать Лизы.
– Это я, – с неудовольствием ответила женщина. – Между прочим, меня зовут Анна Павловна.
– Я знаю… Я помню, – вяло ответила Варя. – Вы тоже должны меня помнить. Я – Варвара Кузмина.
– Конечно, я помню вас, – оживилась та. – Хорошо, что вы позвонили! Мне как раз нужно было с вами связаться, только я не знала, как! Просила телефон у следователя, а тот не дает.
– В самом деле? – удивилась Варя. Она даже забыла о головной боли. – А зачем я вам понадобилась?
– Да не мне, а Тоне. Она звонила из Питера, я рассказала, что случилось с Лизонькой и Николаем. Она спрашивала о вас.
– Обо мне?! – Женщина содрогнулась, и озноб ее уже не отпускал. – Почему обо мне?